— Она стеснительная у нас, — услышала Нина извиняющийся голос матери.
Потом они продолжили разговор, а Нина стояла за дверью и ловила каждое слово. Это было невероятно, но она угадала, Юлька собиралась поселиться в их доме! Вместе с ребенком. Стоп! С каким ребенком?! Только тут до нее дошло, что из машины Юлька выходила, прижав к груди ребенка, и теперь этот ребенок находился где-то в их доме! У нее аж засвербило внутри от желания тут же пойти и посмотреть этого ребенка. Но Нина сдержалась. Ребенок никуда не убежит.
Взрослые еще много говорили. Нина слушала и недоумевала, почему она посчитала Юльку неженкой и слабачкой. Сейчас там сидела вполне уверенная в себе женщина. В ее детскую головку закралась мысль, что, может быть, это оттого, что рядом был Илька, а не Серега. Но Нина отбросила эту мысль, потому что была свято убеждена, что Юлька приехала только затем, чтобы вернуть Серегу с войны. А раз так, то все встает на свои места, мать перестанет переживать, брат приедет и все будет хорошо.
В это время в дальней комнате оглушительно заревел младенец, взрослые засуетились, зашумели и ринулись спасать горластого малыша. Нина выбралась из комнаты и на носочках пошла за ними. Юлька взяла ребенка на руки, и он ут же замолчал. Она развернула дочку лицом к людям и с нежностью произнесла:
— Это Лера.
14
К новым жителям привыкли очень быстро, и вскоре Нина не представляла себе, как они жили без крикливой Лерки. Мать, настороженно принявшая городскую невестку, обвыклась. А Юлька… Она была как вечный двигатель. Всей семьей они передвинули мебель в комнате Сереги, и оказалось, что там просторно и светло. Только родители перестали обсуждать приезд Юльки, как нагрянули Юлькины родители, повергнув мать в предобморочное состояние. Она была уверена, что городские "сваты" приехали с проверкой, и приготовилась обижаться, но Юлькины родители оказались вполне милыми людьми, они, как и Татьяна Петровна, чересчур волновались, оттого беседа не складывалась. Ситуацию спас отец. Глядя на обмерших от волнения сватов, он покачал головой, потом пошел в сени и принес оттуда запотевшую бутылку настойки.
— Ну что, родственники, — спросил он, лихо стукнув донышком по столу, — будем налаживать связи?
Юлька обосновалась насовсем. Она не гнушалась никакой работы, мыла, стирала, летом возилась в огороде, нянчила Лерку, которая росла очень быстро. Мать все присматривалась, Нина слышала их разговоры с отцом, что Юлька скоро устанет и уедет, и боялась этого, потому что очень привязалась к Юльке. Она распереживалась, когда невестка вернулась в институт, и успокоилась только тогда, когда Юлька устроилась на работу в местную школу.
— Ну что, девчонки, как вы тут, справляетесь? — Илька лихо вкатил в ограду тачку, вывалил поленья, снял перчатки и прогнулся назад, распрямляя спину. Лицо его порозовело от работы и свежего воздуха.
— Справляемся! — с крыльца ответила за всех Лерка, — а ты чего покраснел? Устал?
— Вижу я, как ты справляешься, — ехидно бросил Илька, — не отсидела себе еще ничего? Могла бы и помочь!
— А мне нельзя физически нагружаться, я вообще-то болею! — парировала девочка.
— Ага, воспалением хитрости! — Илька подошел к Юльке и Нине, начал подавать дрова, а они лихо перехватывали и складывали в ровную поленницу.
— Никакой не хитрости, — обиделась Лерка, — у меня вчера и температура была! Нина велела не перегружаться. Нина, скажи!
— Велела, — кивнула Нина и улыбнулась, взглянув на Ильку.
— Ну ладно, ладно, — Илька примирительно выставил вперед руки, — не перегрузишься, если до магазина добежишь?
Он засунул руку в задний карман, достал деньги, вытащил из смятой кучки купюру и протянул Лерке.
— Купи мороженого на всех.
— Деду пива купи! — раздался из-за забора крик дяди Лёши, и сам он вошел во двор.
— Мне не продадут, — ответила Лерка, вставая с крыльца.
— Точно! — дядя Лёша огорченно помолчал, — ну ты спроси, скажи Лексей Иванович просил!
— Ну дед! — Лерка укоризненно посмотрела на дядю Лёшу и тот махнул рукой.
— Да ладно! Сам знаю, бабка потом нас обоих сожрет. Ну хоть сигарет купи! А то у меня кончились.
— Сигареты тоже не продадут!
— Тьфу, — дядя Лёша махнул рукой негодуя, — что за жизнь пошла! Раньше все можно было, сейчас ничего нельзя…
Ворча, он подхватил тачку и вытолкал ее за ворота. Лерка помахала всем и выбежала следом.
Илька подал последнее полено и украдкой взглянул на ладони. Потом поднял взгляд и улыбнулся криво.
— Отвык о физической работы, — будто бы оправдываясь произнес он, — мозоли натер.
— Ну так! — поддела его Юлька, — в кабинете поди из тяжелого только золотая ручка, а, пан директор?
— Сама-то лучше что ли? Директриса! — парировал Илька и бросил в подругу кусочком коры.
Кора попала Юльке в волосы, запуталась, она со смехом кое-как вытеребила ее из прядей и кинула обратно. Илька увернулся и дурашливо, высоко поднимая колени, поскакал к воротам.
Нина смотрела на эту веселую перепалку и отчаянно завидовала. Она тоже хотела, чтобы Илька вот так легко и непринужденно играл с ней, бесился, поддразнивал, шутил. Но он всегда был к ней уважителен и даже почтителен, если можно так выразиться. Да и сама она ни за что не назвала бы его ни Илькой, как звала Юлька, ни, тем более, прилипшим от Лерки милым прозвищем Лютик. Поначалу она даже обращалась к Ильке на "вы", потом немного обвыклась и с трудом, но перешагнула на "ты".
Мать была не слепой, хотя природная скрытность позволила Нине целых два года фантазировать об Ильке тайно. Она ждала его каждый день, вспоминала предыдущие визиты, берегла как зеницу ока книги и подарки, которые дарил ей Илька. Те самые тюльпаны она бережно засушила между страницами одной из книг, а огромный плюшевый заяц с момента, как оказался в ее руках, и по сей день сидел на Нининой постели. Иногда она нюхала зайца, ей казалось, что он пахнет Илькиным одеколоном. В недрах стола, между бумагами, записными книжками и всякими брошюрками, хранилась старая детская тетрадка, где пятнадцатилетняя Нина, высунув от волнения кончик языка, старательно выводила "Филатова Нина", примеряя на себя Илькину фамилию. Ей казалось, что эта фамилия подходит ей гораздо больше, чем своя собственная — Осипова.
Никто ничего не выпытывал, но однажды мать, просто так, ни с чего, вдруг заговорила с ней об этом. Что негоже вешаться на шею парню, если он на тебя даже не смотрит, что лучше оторвать с корнем сейчас, чем мучиться долгие годы, надеясь, что повернется в лучшую сторону. Нине тогда было уже восемнадцать, она училась в медицинском и была счастлива. Счастлива в первую очередь оттого, что могла видеться с Илькой чаще, чем обычно. Он интересовался ее жизнью, присматривал за ней, водил пообедать, если получалось встретиться, они даже пару раз сходили в кино. И ее вполне устраивало, что нет поцелуев и всей остальной ерунды, которой обычно занимаются влюбленные. Ей было интересно слушать его, даже когда он говорил о Юльке или о работе, смотреть на него, вдыхать терпкий, но ненавязчивый запах одеколона. Когда он первый раз привез ее домой, у матери взлетели брови, но Илька вел себя как обычно, проводил много времени с Юлькой и Лерой, и мать, беспокойство которой нарастало, пыталась понять, что происходит. После того, как он уехал, она подступилась к Нине с вопросами, довела девушку до слез, но ничего вразумительного не вызнала. Однако, позже кусочки паззла сложились.
Нина была далеко не дурой и понимала, что Илька видит в ней только сестру Сереги. Она честно пыталась наладить хоть какие-то отношения, но все они разваливались, как только Илька появлялся на горизонте. Так и вышло, что в свои двадцать восемь лет Нина до сих пор была одна.
15
Хотя кандидаты в женихи были. Поначалу мать не очень обращала внимание, ну расстались и расстались, тем более что дочка была молода. Но чем дальше, тем заметнее становилась тенденция. В восемнадцать она отказалась провожать в армию Сашку Слепова. До этого все было нормально, и старуха Слепова, Сашкина бабка, уже звала ее "сношкой", намекая, что свадьба не за горами. Но потом все расстроилось, Сашку забрали в армию, а слеповские родственники до сих пор не общаются с матерью, считая, что Нина оскорбила всю их родню, отказавшись ждать их Сашку. Прошло уже десять лет, Сашка вернулся, женился и нарожал троих, похожих на себя, ребят, и с Ниной общался вполне сносно. Но не его мать.